бывший военный, настоящий медиа в лучшем своём проявлении: не просто заинтересован в сенсации разной степени крутости, но и прыгнет в самое пекло с винтовкой наперевес; хорошая история подстёгивает его профессиональные аппетиты, бросает его в гущу конфликта и создаёт проблемы поверх других проблем и ещё чуть-чуть [как говорил один великий гонзо: I can't solve any problems. All I can do is try to make sure people can't avoid noticing them.]

хэдканоню, что до известных событий альт связывалась с томпсоном, собираясь вывалить если не всё, то солидное "много" про соулкиллер сотоварищи, но потом случилось never fade away и прочие башни арасаки, и вышло то, что вышло - то есть, ничего хорошего; томпсон вообще не из тех "стервятников", которые предпочитают делать далеко идущие выводы с уютного дивана через удалённый фид с корпоратских дронов, так что десять лет спустя он опять был в самом эпицентре событий, что бы там некоторые рокербои не отрицали }:3

энивей, великолепный персонаж с топовыми возможностями быть буквально везде, где происходит что-то интересное и/или это самое интересное устраивать; ну и помимо флэшбеков, как бы хороши они ни были, у меня на него есть п л а н ы (злодейские и не очень) и всякие другие конспираси 
да, к 77-ому прошло уже солидно лет, но это буквально вообще не проблема в нашем развитом кибер-обществе }:3

*joel kinnaman, например, но традиционно не обязательно :3

на губах – ил болотистый вместо тинта,
вместо изрубленного в труху пестрящего глиттера – зеленая ряска, засохшая на синюшных щеках – русалка чешет спутавшиеся волосы гребнем размеренно, медленно, на пальцы изогнутые накручивает грязные локоны,
и поет.

в зрачках помутневших навеки застыло речное дно,
стекло их растерлось течением на бурый песок – в коем утопают крючковатые руки, в нем покоится застывшая на выдохе грудь, он счесывает мыло с кожи ее лишившегося красок лица: рыбам на корм.

а кожа – что древесная, обмытая пресной водой кора, вместо румян поросли мха,
вместо длинных, черных ресниц – торчащие из мякоти глазных яблок хвостики извивающихся червей.

русалка поет протяжно и грустно, разевает широко свою изгнившую пасть – завывает, раскачиваясь на березовых ветвях, заплетает их, столь безмятежно свисающих, в колоски.

она поет с мечтами о волнующейся, щекочущей ноги ржи,
о танцующей под руку с летом весне – поет с грезами о зеленых объятиях, о прохладе лесной; о раздирающих небесную гладь искорках сотен костров.

я - его солдат! - четко проговаривает женя, но ресницы вздрагивают непослушно, за спиной не видно крепко сжатых кулаков и вонзенных в ладони ногтей. кожу пачкает красный, кефта красная тоже, женя говорит, что этот цвет ей не идет, плохо сочетается с волосами, но когда женя в кефте корпориалов, то плечи она раскрывает гордо, голову поднимает свою высоко.  быть своей, быть сопричастной (просто быть частью) и знать что под защитой - вот чего ей хочется, вот что кажется важным.

дарклинг говорит маленькой девочке, что теперь она по-настоящему дома. за руку приводит в малый дворец, улыбается ласково. у дарклинга черные одежды, черный штандарт и вторая армия, у жени испуганные глаза, маленькие ладошки, сила уникальная, редкая, похожая на неограненный алмаз. чтобы все сложилось как надо, с пяти лет женя не видит родителей, постигает малую науку портной, ведет пальцами по своим щекам и румянец вспыхивает нежными розовыми лепестками на коже. женя меняет себя понемногу, оттачивает, доводит до совершенства (ведь ты уникальна, разве забыла, женя?)  красивых, ведь, любят. на красивых обращают внимание. красивым открываются двери, смотрят на них со страстью и восхищением - и женя хочет внимания, выправляет форму бровей, оттачивает линию губ, с малых лет становится похожей на куколку, настолько прекрасную, что живая ли.

дарклинг улыбается. опускается на колени, мягко кладет свою руку на плечо сафиной. чтобы женя не боялась будущего, он дарит ей сладкие персики, пьет с ней горячий чай и обращается как к самостоятельной умной девочке (ты, ведь, меня не подведешь, женя?) маленькой портной страшно, но заклинатель теней говорит не бояться. аккуратно подталкивает к царице, словно не юную девочку ей отдает, а преподносит блестяшку на пурпурной подушечке. перед тем как отпустить ее в услужение, дарклинг еще долго смотрит на женю пристальным пронизывающим взглядом, будто оценивая насколько можно ей доверять. жене доверять можно. она клянется себе в темноте, а утром слушает бестолковые сплетни царицы, ведет пальцами по ее щекам, придавая им розовый цвет нежных бутонов на рассвете цветения.

жене доверять можно (можно. можно. можно). дарклинг напоминает ей о том, что она - не простая служанка, что она - гриш, что место ее рядом с ними, чтобы это время настало скорее, нужно слушать внимательно, нужно быть умной, хитрой и сильной. всем гришам приходится быть сильными, но, ведь, женя - солдат дарклинга, пускай и никто об этом не знает. она - его личная гвардия, она слушает все, что говорят при дворе и что говорят служанки, она делает все, чтобы идеальное будущее стало возможным, чтобы менять пришлось не себя, чтобы мир, наконец, изменился. и поэтому женя кивает, улыбается и молчит. выдает тайны дворца александру, а собственные хранит. плачет в подушку - затирает свои следы. женя - сплошная ложь, идеальное тело, изящная линия губ. замечает это совсем не тот, кто хотелось бы. жаль.

я - солдат! - без запинок произносит сафина. у нее белые одежды служанки, но она знает кто из гришей в какую кефту одет. знает как красиво сидит фиолетовый на давиде, как красиво серая вышивка играет на рукавах. женя знает черную нить сердцебитов, бледно-голубой проливных. она мягко ведет пальцами по шелкам, она улыбается тонко. женя - солдат, гриш, а еще она  гордая женщина, с крепким металлом внутри. как солдат она будет делать все для процветания равки, как гриш - добьется признания среди своих, а как женщина - отомстит. отомстит ядом. дарклинг положит руку на ее плечо и улыбнется, он тоже скажет что она была в своем праве.